я разыскиваю сестру
elizabeth olsen
имя, фамилия, возраст: в анкете она была указана как Морин, ибо это имя выбрал игрок, который хотел взять ее до этого. Но, в принципе, можно и сменить.
принадлежность: мутант, на стороне сопротивления.
профессия: на ваш выбор.
способность: на ваш выбор.
Такая светлая, такая улыбчивая - для Нормана она навсегда останется любимой маленькой девочкой, которую нужно оберегать; которой нужно неумелыми мальчишечьими руками заплетать косичку и собирать обеды в школу. Он всегда улыбается, когда сестра рядом - редкое явление, но с ней он всегда другой.
Конечно, он знает и другую ее сторону - темную, пугающую, она стала такой опасной для врагов, такой сильной; если понадобится, она сама может кого угодно защитить, а Фоукс-старший все норовит дать ненужный совет, отговорить её от какой-нибудь авантюры и беспокоится, что ей приходится выживать даже более отчаянно, чем раньше.
Теперь она в сопротивлении явно, он - тайно, шпионит, рискует собой, как и всегда, и они оставляют тайные сигналы в условленных местах и видятся украдкой, редко, отчаянно обнимая друг друга и радуясь, что оба живы. Она мечтает, чтобы Норман ушёл из Massive Dynamic, он - чтобы больше не нужно было оглядываться, шпионить, бояться. Все, что он когда-либо делал было для того, чтобы мир Морин стал хотя бы чуточку лучше, и теперь ему больно, что теперь все не так просто, как было в детстве.
Они понимают друг друга с полуслова, полувзгляда. Она загадочно улыбается, когда он спрашивает, кто из сопротивления связывается с ним через компьютеры; он негодует, что у сестры появились от него какие-то секреты.
Норман - бандит, вор, шпион, он никогда не считал себя хорошим человеком, и Морин - его опора, его надежда, его светлая половина. И он сделает для неё всё, что угодно.
из моей анкеты
[indent] i. Дыхание сбивается, ее руки холодны как лёд, но взгляд, полный надежд и мечтаний влюбленно прожигает сердце Уоррена Фоукса; ему повезло, ведь сегодня от отца и наследства у нему сбежала, пожалуй, самая красивая женщина Сиэтла - Грейс Миллер. Его пальцы сжимают ее, а уста повторяют за священником заветные слова: «в горести и радости, в болезни с здравии», и молодые безропотно верят своим улыбкам, полагая, что впереди у них долгая, счастливая жизнь, ведь с милым и рай в шалаше, разве не так было сказано в тех книгах, что читала новоиспеченная миссис Фоукс?
Они еще не знают, что сбегать - у нее в крови, что она всю жизнь будет уходить, также легко оставляя позади абсолютно всё, как это было сегодня; что она не будет любить своих детей так, как должно, и даже они не заставят ее остановиться; что она так сильно будет скучать по торжественным приемам, красивым прическам и звездным гостям.
Они еще ничего не знают, и в этом их счастье.
[indent] ii. Морин и Мелани вытирают кровь, струйкой разрезающей его подбородок на две неровные части, и густая, горячая капля едва не успевает, поддавшись числу восемь целых девяносто одна сотая, встретиться с холодным бетоном. «И что ты только творишь, Норман» причитает сестра, ошеломленная тем, что только что произошло. Брат, ее всегда такой спокойный и тихий брат совершенно неожиданно открылся с другой стороны, она всего-то пожаловалась ему, что этот урод Джереми из класса донимает ее и позорит мерзкими шуточками, а Норман подошел к тому и врезал так сильно, что у обидчика что-то очень громко хрустнуло. Она даже не знала, что ее любимый братец вообще умеет драться, но, глядя на ухмылку Лазаря, понимает - это не первая драка старшего из детей Фоуксов. «В следующий раз я возьму биту» - он угрожает однокласснику сестры, злобно сплевывая в сторону, так и не разжав кулаки.
Морин никогда не задумывалась, откуда берутся сладости, что он приносит. И где он пропадает, когда уходит из дома вечером, а возвращается после рассвета.
Теперь она начинает задавать вопросы, но Норман только хмурится и отмахивается. Он давно решил, что постарается уберечь свою крошку-Морин от всего, что только можно, даже от собственных грехов; ему было не так много лет, чтобы думать о подобных вещах, но, к сожалению, благодаря Третьей Мировой детям приходилось взрослеть так быстро что отчаянно, что от детства не оставалось ничего.
